Старуха и единорог

Если бы я должна была описать случившееся вчера одной фразой, я бы сказала: “Беляночка любит единорогов, а соседям девяносто с хвостиком.” Но на самом деле все гораздо сложнее.
Беляночке пять, а месье и мадам Бридон, нашим соседям снизу, лет как всем библейским патриархам вместе взятым. Кроме почтенного патриаршего возраста, месье и мадам Бридон известны своим соседям добрым нравом, пристрастием к алкоголю, фортепианной музыке и прочими странностями.
Беляночка любит устриц и козий сыр, детские песни и цыганские романсы, которые она распевает с одинаковым энтузиазмом, но больше всего на свете она любит единорогов.
Месье и мадам Бридон никогда не стучат к нам в дверь с жалобой на наших детей, хотя, с сожалением должна заметить, что, несмотря на все наши старания, у них есть на то причины: те скачки с препятствиями, которые наши единороги устраивают по утрам, вряд ли кому-нибудь могут прийтись по душе. И всякий раз, когда при встрече на лестнице или в коридоре я пытаюсь извиниться, месье и мадам Бридон шикают на меня: “Когда дети бегают, это хорошо, значит, они здоровы!” Потом они наклоняются к детям и восторженно охают над их внешним видом. Беляночка в таких случаях замирает и всем своим видом показывает, что она просто физически не способна в качестве единорога бить копытом в пол по утрам и кто-то другой в нашей семье это делает, наверное, мама.
Несколько раз я думала спуститься к ним с бутылкой вина в знак маленькой компенсации за шум в детской, но слухи о пристрастии старой пары к алкоголю витают в доме так же, как и звуки фортепиано из их квартиры: Моцарт, Бетховен, Гуно.
Из нашей квартиры доносится ржание. Беляночка в роли единорога ржёт настолько реалистично, что муж несколько раз спрашивал что за фильм про лошадей она смотрит. Кроме того, она очень впечатляюще встаёт на дыбы, щиплет травку, лягается и бегает рысью. Если бы я была режиссёром, я бы сказала, что очень тонко подмечена и схвачена пластика животного, но я не режиссёр, я мама, поэтому я просто прошу её встать на ноги, чтоб мы могли собраться в школу, ужинать, купаться, ну, что там ещё, у мам репертуар, как правило, ограничен.
Внучка четы Бридон часто приходит к ним. Наверное, это она и играет. Руки мадам Бридон так трусятся, что вряд ли она смогла бы приподнять крышку фортепиано, не дав себе по пальцам. И вообще, вид у мадам Бридон как будто она потерялась в космосе и ей это нравится: она дрожит и улыбается. То консьерж, то внучка ходят с ними к врачам, поддерживая под руку, приносят продукты, помогают по дому, несмотря на дружные протесты старой пары, что они все могут сами.
Беляночка тоже любит считать, что она не Беляночка, а единорог Голубая Радуга и то и дело порывается в людных местах ржать, щипать травку и вставать на дыбы.
Вот и сегодня, когда мы вернулись с прогулки, Беляночка горела желанием быть единорогом и все пыталась ржать и щипать травку с ковра в парадном, пока я разгружала коляску, доставая оттуда Розочку и все то, что ей жизненно необходимо каждую секунду: розовую бутылку с водой, туфли и плюшевых зайцев. Потом, придерживая все эти аксессуары подбородком, уговаривала и подталкивала пищащую Розочку и ржущую Беляночку к лифту и наконец нажала кнопку. И в этот момент там, где живительный и яркий солнечный свет вливается в сумрак коридора через огромные стекла главного входа, вспыхнула ослепительная вспышка света из-за качнувшейся на солнце стеклянной двери и в парадное вошла мадам Бридон, опираясь на руку внучки, черноволосой женщины, часто раздражённой, уже немолодой, с тонкими цепкими пальцами. Вернее, мадам Бридон не столько опиралась на руку внучки, сколько пыталась от неё вырваться. “Да я могу сама,” говорила она. “Я знаю куда я иду!”
“Ты не знаешь,” тянула её к себе внучка. “Идём же быстрее!”
“Мы можем разделить лифт,” предложила я, — лифт в нашем доме по парижским меркам просто конюшня, а не лифт: вмещает в себя трех человек, то есть четырёх парижан.
Внучка в ответ пробормотала что-то нечленораздельное и потянула мадам Бридон к лестнице, но та вдруг вырвалась и пошла к лифту.
“Я поеду с детьми,” радостно объявила она.
“Но ты же даже не знаешь, где ты находишься!” Всплеснула вдруг свободными руками её внучка.
“А ты знаешь?” ответила старушка и скользнула в лифт.
Дверь лифта медленно закрылась за нами. Я смотрю на мадам Бридон. У неё действительно вид, как будто она не знает кто она и где она. С другой стороны, тот, кто всегда знает кто он и где он, сто процентов ничего о себе не знает.
Пока мадам Бридон угукает с Розочкой, Беляночка-Голубая Радуга встаёт на дыбы и, придав своему личику выражение лица единорога, — да, такое существует, и у единорога именно лицо, ну, не морда же! — ржёт и нажимает копытом наш этаж. Наш, а не этаж мадам Бридон, которая живёт прямо под нами. Я чувствую себя предательницей и на всякий случай тоже делаю выражение лица единорога, такое “я-очень-добрый-и-здесь-никто-не-ржал” выражение. Но мадам Бридон, очевидно, совершенно не удивляется ржанию, наоборот, она ещё больше улыбается и заигрывает с нами:
“Какая у Вас очаровательная лошадка!”
“Я не лошадка, я единорог,” отвечает Голубая Радуга тоненьким голосом и снова ржёт.
В этот момент двери открываются и мы все вываливаемся из лифта. Снизу на нас смотрит внучка Бридон, которая отчитывает свою бабушку:
“Вот видишь, ты даже не туда приехала!”
И в ответ слышит, как та говорит мне:
“Ах, простите, у Вас очаровательный единорог!”
Потом мадам Бридон машет рукой детям и, легко держась за перила, спускается вниз по лестнице, по типичной парижской лестнице, что вьется черно-белой спиралью и вниз, и вверх, как древо жизни.

photo credit: Jules & Jenny <a href=»http://www.flickr.com/photos/78914786@N06/40185143930″>Ashwell, St Mary’s church, Stained glass window detail</a> via <a href=»http://photopin.com»>photopin</a&gt; <a href=»https://creativecommons.org/licenses/by/2.0/»>(license)</a&gt;