Раз в месяц я провожу вечер с друзьями из литературного клуба «Белый Феникс». Мы встречаемся поздно вечером, когда мои музы уже сопят под одеялами, каждая в обнимку со своей игрушкой, одна с зайкой, другая с акулой. За окнами ночной Париж, а в комнате свечи, вино, смех и разговоры, разговоры о литературе, путешествиях, творчестве. Ну, и, конечно, мы пробуем свои перья, мы пытаемся выйти за собственные рамки. Рассказать сказку в «несказочном стиле»? Сочинить миф? Написать рассказ в стиле известного писателя? Мы готовы на всё. А недавно глава и основатель нашего клуба, парижская писательница Ольга де Бенуа, дала нам задание: переписать один известный роман в форме рассказа. Вот что из этого получилось.
ПРАВНУЧКА
—Ложитесь, – сказал он и она легла.
Он смотрел на неё не глядя, глаза и руки его были заняты бумагами на столе, перо механически скользило по белой глади, оставляя темно-синий след, но перед его внутренним взглядом стояла эта ослепительная, как солнце, картина: маленькая хрупкая женщина грациозно опускается на кушетку, ложится, расправляет тяжёлую, темно-зелёную юбку, поправляет шляпку и стягивает перчатки, держа руки на свету. У женщины были ясные, светло-серые глаза с зелёными и золотыми искрами, неправильные, мелкие черты лица и невзрачные волосы, совершенно не украшающие друг друга и ещё больше не сочетающиеся с большим, тяжёлым, чувственным ртом вакханки на мышином лице.
— Вас направил ко мне…
— Ваш коллега, профессор Юнг, — сказала молодая женщина мелодичным, хорошо поставленным голосом. Всё в ней, от приятных модуляций голоса до покроя платья, от жестов, изящных, но без излишней вычурности, до лёгкого аромата гардении, выдавало в ней даму из высшего общества. Кроме того, у неё был сильный английский акцент, что в Вене тогда было очень модно.
—Ну, что ж, давайте знакомиться, — сказал он, встал из-за стола и подошёл к креслу, стоявшему возле кушетки. Он сел и закинул правую ногу на левую.
—Расскажите мне о себе, фрау…
—Я не хочу говорить о себе, — неожиданно перебила его молодая дама с ароматом гардении и английским акцентом. Лицо её покрылось лёгким румянцем.
— Почему Вы не хотите говорить о себе?
—Потому что это бесполезно. Я хочу говорить о ком-то другом.
—О ком же? — Спросил профессор и подумал: “О матери. Или об отце. Нет, отчим.” Профессор слегка нахмурился и вдруг вспомнил о кофе, который оставил недопитым сегодня утром.
— Я хочу поговорить о своей прабабушке, — произнесла молодая женщина дрогнувшим голосом.
Профессор в кресле слегка кашлянул и приготовился слушать.
—Все женщины моей семьи всегда жили, живут и будут жить в тени моей прабабушки. Она, конечно, была необыкновенной женщиной, и поверьте мне, профессор, я пролежала на достаточном количестве кушеток в этой деревне, чтобы понимать, что меня угнетает то, что я никогда не смогу быть такой, как она.
— Вы хотите быть такой, как Ваша прабабушка?
— Нет, — решительно заявила молодая женщина из общества на кушетке, нисколько не смущаясь своим противоречиям. — Во многом она была невыносима: непрактична, идеалистична, почти глупа, почти ханжива, с этими своими типично викторианскими понятиями…
— И всё же она Вас угнетает?
— Да, — почти простонала женщина в ответ. — Угнетает, потому что может быть, мне следует быть на неё похожей? Она была всё таки человеком необыкновенной душевной силы, а у меня этого нет, понимаете? Нет, хотя мне в моей ситуации она просто необходима, возможно, это моё единственное спасение…
— Расскажите мне о Вашей ситуации.
Вместо ответа молодая женщина уставилась в потолок, беззвучно шевеля губами, красные пятна начали проступать на её белой коже и время от времени тень пробегала по этому некрасивому лицу с большим чувственным ртом, лицу, вдруг ставшему похожим на надорванный лепесток цветка.
— Я бы никогда не смогла простить своих родных, как это сделала моя прабабушка. Я бы не успокоилась, я бы из шкуры вон лезла, я бы умерла, но доказала бы им, что я лучше их! И я бы никогда не простила! А она простила.
— Простила что?
— Простила, что они пытались лишить её наследства, что она обращались с ней ужасно, ужасно! Она им просила всё: свое горькое детство, несчастную юность…
— Может быть, простить, это был её способ “доказать” им?
Молодая женщина неожиданно приподнялась на локте и посмотрела на профессора с плохо скрытым раздражением, потом вдруг также неожиданно успокоилась, легла и вновь уставилась в потолок.
— О, нет! — Сказала она с какой-то насмешкой. — Моя прабабушка никогда не “показала” бы им. Она искренне простила и пожалела их. В её мнении, она была просто “человечной” по отношению к ним.
— Почему Вы так думаете?
— Потому что потом, когда у неё была возможность, она этого не сделала. Даже когда она выходила замуж, она настаивала на сером свадебном платье. Сером! Вы слышите меня?
Профессор поменял ноги и кашлянул:
— Я вижу обручальное кольцо на Вашем пальце. Какое свадебное платье было у Вас, позвольте спросить?
— Ах, это было… — Молодая женщина прикрыла глаза и улыбнулась. — Моё платье было заказано в Париже: белый атлас, оборки из венецианских кружев, лиф и запястья были вышиты жемчугом, девятьсот пятьдесят четыре жемчужины. — Она искоса посмотрела на профессора, следя за впечатлением, которое произвели её слова. Тот слегка склонил голову в знак преклонения перед девятьюстами пятидесятью четырьмя жемчужинами и оборками из венецианских кружев. Удовлетворенная, пациентка снова уставилась в потолок, но вдруг опять нахмурилась:
— Иногда я спрашиваю себя, не заставила ли я своих родителей раскошелиться на это безумно, непростительно роскошное платье из-за моей прабабушки, чтобы и ей, и мне хватило. Мне одной, честно говоря, оно было многовато.
— Вы думаете, что мысли о Вашей прабабушке влияют на Ваши выборы, на Ваши решения в жизни?
— Думаю?! Я это знаю! Поэтому я здесь, профессор. Профессор Фрейд, — она повернула к нему свое мышиное лицо с чувственным ртом вакханки, и в этот раз это лицо и этот рот были искажены мольбой, — я прошу Вас, избавьте меня от моей прабабушки, избавьте меня от её присутствия, сделайте так, чтобы я больше не хотела быть похожей на неё, чтобы я хотела быть собой! Иначе, мне кажется, я никогда не буду счастлива, — тихо добавила она.
Профессор Фрейд вздохнул и сложил тонкие пальцы в церковный шпиль. Все этого хотят или, по крайней, думают, что хотят.
— Скажите, фрау Блауберг, а по-Вашему, Ваша прабабушка была счастливой?
— Да, я думаю, что да. Как это ни странно, несмотря на то, что она была замужем за разорившимся калекой и всю жизнь ходила в сером. Впрочем, она была очень состоятельной женщиной и муж её, мой прадед, потом отстроил свой замок… Ну, может быть, он и не был совсем разорен, я не знаю точно, мой дедушка всегда говорил, что к его отцу начало возвращаться зрение, когда он был ещё младенцем. Он, мой прадед, ослеп во время пожара. Но это не помешало моей прабабушке опять выйти за него замуж!
— Опять?
— Да, первая свадьба расстроилась, была какая-то неприятная история во время церемонии, дедушка сам точно не знал, что произошло, его родители об этом никогда не говорили, он случайно узнал от домашних слуг. Вы представляете себе, выйти второй раз замуж за человека, который в первый раз не сумел все правильно организовать? — Профессор Фрейд кивнул с пониманием: герр Блауберг был известен на всю Австро-Венгерскую империю своим умением организовывать железную дорогу, транспортировку зерна и оружия, не говоря уже об организации редкостного изящества музыкальных вечеров в своём великолепном венском особняке.
— При этом, — продолжала молодая женщина, — второй раз она вышла за него, когда он был уже покалечен пожаром, а она была богатой, ещё молодой женщиной с очень приличным предложением руки и сердца от другого, очень достойного человека.
— Должно быть, она его очень любила, Вашего прадеда, — тихо сказал Фрейд. — А Вы, фрау Блауберг, Вы любите Вашего мужа?
В этот момент с колокольни собора Святого Стефана донёсся мелодичный звон и фрау Блауберг поднялась с кушетки, торопливо поправила шляпку и засуетилась с перчатками.
— Простите, профессор, мне нужно бежать, — защебетала она, как будто не расслышав последнего вопроса.
Профессор Фрейд тоже встал и ждал, когда она протянет ему руку для поцелуя. — До следующего раза, фрау Блауберг.
— Да, до следующего, профессор, конечно. Кстати, мои самые близкие друзья обычно называют меня моим девичьим именем, так что, прошу Вас, зовите меня мисс Рочестер, — и с этими словами она исчезла за дверью во взмахе темно-зелёного шлейфа, звоне колоколов и лёгком аромате гардении.
В тот вечер профессор Фрейд, как всегда, отправился на свой вечерний променад. Когда он вышел из дома на Берггассе, уже смеркалось. Впервые в этом сезоне было по-настоящему холодно, в воздухе пахло упавшими листьями и небом, познавшим утрату тепла. Было тихо, так, как бывает вечерами в столицах, когда они вдруг вспоминают те далёкие времена, когда они были только деревнями. Профессор шёл задумчивым, вечерним шагом по маленьким, стареньким улицам, что отделяют Беггассе от Ринга. Всё также задумчиво, погруженный в свои мысли он прошёл мимо маленького книжного магазина, уже закрытого на ночь; в глубине тёмной витрины поблескивало золотым теснением новое издание “Джейн Эйр” Шарлотты Бронте. Было очень тихо, в воздухе пахло осенью, хотелось жёлтой лампы и вишнёвой наливки.
photo credit: romanboed <a href=»http://www.flickr.com/photos/92082510@N04/28342778279″>Vienna at Night</a> via <a href=»http://photopin.com»>photopin</a> <a href=»https://creativecommons.org/licenses/by/2.0/»>(license)</a>
Проза Парижской Жизни 
Добавить комментарий