ГЛАВА ВТОРАЯ
В противовес общественному мнению, не так страшен сам конец света, как то, что будет, если его пережить. Потому что так устроен этот мир, что те, кто переживёт его крушение, долго еще будут подвергаться мелким и болезненным неприятностям, чем мельче, тем больнее, чем незначительней, тем невыносимей.
Для Вольфа Амадеусовича таким невыносимым последствием был вечерний посетитель в тот самый день, когда ушла квартира на Шмидта. Дело в том, что квартира на Шмидта ушла не одна: вслед за новостью о Шмидта пришла новость о том, что вчера, оказывается, ушла двухкомнатная на Греческой площади, – тоже месяцы хождений, унижений и понижений, месяцы уговоров, переговоров и переживаний, все это ушло,— потолок с лепкой, раздельный санузел, всё! —всё ушло, потому что кто-то опять дал на две тысячи больше.
Вольф Амадеусович был на грани одной из своих знаменитых депрессий, которые ничем не лечатся, только кофе и деньгами. А тут ещё и этот посетитель, чтоб ему неладно было!
Впрочем, неладно посетителю было уже: он был человеком пожилым, щуплым и, на данный момент, явно несчастным. Ему было также явно неудобно сидеть на пышнотелом диване, который стоял в кабинете Вольфа Амадеусовича, и он то пытался сесть поглубже, но тогда диван предательски проглатывал его впалый зад и задирал ноги под неприличным углом, прямо на Вольфа Амадеусовича, то на край, но тогда диван-паршивец прогибался и презрительно сплевывал его вниз, на ковёр.
—Семён Маркович, хотите на кресло?— голос Вольфа Амадеусовича был, хоть и вежлив, но горек как полынь.
—Нет-нет, благодарю.— Семён Маркович имел привычку долго перебирать губами перед тем как что-либо сказать, как-будто он пробовал слова на вкус перед тем, как их произнести, поэтому он говорил неторопливо. —Я понимаю, что Вы человек занятый, я бы даже сказал, очень занятый, я это вижу по Вашему лицу, но я не буду отнимать у Вас много времени. Мне посоветовали к Вам обратиться по чрезвычайному делу.
—Кто посоветовал?
Семен Маркович задвигал сухими губами и, наконец, произнес:
—Миша.
—Какой Миша?– голосом “добейте меня” спросил Вольф Амадеусович.
—О, — Семен Маркович расстроился, потерял бдительность и чуть опять не упал с дивана, — а Миша сказал, что Вы его знаете. Ну, как же, Миша! Миша Гас.
—А, Миша Гас! Конечно, знаю, —голос Вольфа Амадеусовича на мгновение порозовел и в нем затеплилась жизнь. Мишу Гаса знали в Одессе все и это было взаимно. Миша, который давал под проценты и занимался недвижимостью, снимался в кино у заезжих кинорежиссеров и издал сборник одесских выражений, с классификацией по дворам и политическим эпохам, был главным художественным консультантом балета одного из одесских ночных клубов (“Меня мама учила танцевать!” Говорил Миша таким тоном, как-будто его мама была Рудольф Нуриев), почетным послом Одессы то ли в Занзибаре, то ли в Барнауле, — когда как, — и, кроме этого всего, известной балаболкой, но с Мишей можно было заработать. Иногда даже деньги.
Поэтому свою историю Семен Маркович, запинаясь и пережевывая невысказанные, одному ему известные слова, уже рассказывал более менее ожившему Вольфу Амадеусовичу: дети Семена Марковича уехали в Израиль, сам Семен Маркович с женой тоже должны были ехать, билеты уже на руках, через два месяца. Проблема была в квартире: родители продали свою однокомнатную на Канатной, чтоб дети могли уехать, а свою двухкомнатную в Пале-Рояль сын оставил родителям по генеральной доверенности, чтоб те продали, когда цены поднимутся. Вот, цены поднялись, старики выставили квартиру, им повезло, сразу появился риэлтор, приятный такой молодой человек, очень приятный, они подписали эксклюзив…
—А какой риелтор? — спросил Вольф Амадеусович чисто из профессионального интереса. Он ждал, когда старик закончит свою историю и уйдет, чтобы заняться, наконец, делами — надо, надо продать что-то в этом месяце!
—Вы знаете, такой, такой, ну, как бы Вам сказать, —Семен Маркович принялся искать слово, чтобы описать точно свои впечатления от риэлтора, и запнулся. — Приятный такой молодой человек, энергичный, Вы знаете, очень.
—А как его зовут?
—Воспитанный такой молодой человек сначала…—Семен Маркович начал опять, но тут в кабинет влетела расстроенная Буся:
— Ох, извините. Там Кузьмич пришел, — начала она и запнулась: Кузьмич, любимый сантехник Вольфа Амадеусовича, пришел пьяный и злой, и с унитазом, который он приволок с Преображенской, где он должен был его установить в только что расселенной и выкупленной Вольфом Амадеусовичем коммуне, в которой Вольф Амадеусович как раз делал ремонт, и где Кузьмич ничего не установил по причине своего трехнедельного запоя. Всё это Буся сказала без слов, взглядом и Вольф Амадеусович неожиданно оживился и окончательно просветлел: теперь он знал, на кого излить раздражение.
—Добрый день, — медленно, со старомодной любезностью сказал старик хозяйке дома и стал осторожно подниматься с опостылевшего дивана.
Буся в ответ улыбнулась улыбкой женщины, чувствительной к хорошим манерам, особенно после компании пьяного сантехника, и красиво вышла.
—Так кто Ваш риэлтор? —опять спросил Вольф Амадеусович.
—Ну, я же говорю Вам, приличный молодой человек. Ну, с внешностью не повезло немного, но это не страшно, все мы не красавцы… Простите, я не Вас имел ввиду. Я в общем…И такой он расторопный! Всё знает. И хваткий такой, понимаете? Столько сделок делает, ему и поесть некогда. Мы с Лилией Рафаиловной его кормили иногда…
—Вы что, не знаете имя знаете имя своего риэлтора?! — Вдруг взорвался Вольф Амадеусович.
Семен Маркович остановился как вкопанный и с укором посмотрел на собеседника:
— Миша Гас, видимо, забыл упомянуть, что Вы, оказывается, очень нервный. Не стоит так нервничать по пустякам, простите за совет. Жизнь очень непростая штука, то вверх, то вниз, к ней нужно относиться терпеливо, иначе она убежит…
Вольф Амадеусович не отвечал. Он сидел, отрешенный, без движения и смотрел, не отрываясь, в одну точку.
—Так вот, — набрал полные легкие воздуха Семен Маркович. — Сначала все шло хорошо и мы подписали эксклюзив с нашим риэлтором. Вы знаете, конечно, что такое эксклюзив?
Вольф Амадеусович в ответ пискнул что-то слабым голосом.
—Эксклюзив, — начал декламировать Семен Маркович неожиданно хорошо поставленным баритоном (до пенсии он преподавал экономику в институте народного хозяйства)— это когда мы отдаем риэлтору все документы на квартиру, а он в ответ экс-клю-зивно занимается продажей нашей квартиры. Эксклюзивно! Казалось бы, все хорошо, не надо нам, старикам, волноваться, всё сделается само собой. Но нет! Нет, слышите ли Вы? Вскоре после того, как мы подписали всё и отдали бумаги, произошло что-то странное, нечто сверхестественное прямо-таки!
— Вы замолчали? — пробормотал Вольф Амадеусович.
— Наш молодой человек совершенно изменился! — Семен Маркович решительно не обращал внимания на своего собеседника. — Совершенно, понимаете?
— Семен Маркович, простите, —спросил Вольф Амадеусович елейным голосом. —А как звали Вашего риэлтора?
— Он совершенно нас забросил, зная, что время поджимает, прямо-таки поджимает, у нас билеты горят! Дозвониться до него невозможно. А когда он, слава тебе, Господи, появлялся, то всегда с такими ужасными клиентами, которых я бы на порог не пустил, на порог! И цены они все предлагают смешные, смешные цены! И он нам говорит: “Что Вы хотите, Ваш сарай большего не стоит!” Сарай, Вы слышали?
— Семен Маркович, что Вы от меня хотите?
— Я хочу, Вольф Амадеусович, чтобы вы перестали нервничать. И чтобы Вы подсказали, помогли нам. Как нам быть теперь? Билеты горят, а дети…
— Хорошо, —медленно, по слогам проговорил Вольф Амадеусович. —Как зовут Вашего риэлтора? Как зовут человека, которому Вы отдали документы? Как Вы хотите, чтоб я Вам помог, если я не знаю даже кому Вы их отдали!
Семен Маркович вздохнул:
— Да, что Вы заладили, ей-богу, как зовут, да как зовут… “Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет,” завещал нам великий Шекспир. Я надеюсь, Вы не собираетесь спорить с Шекспиром?
—Так пусть Шекспир Вам квартиру продает! —опять взорвался Вольф Амадеусович. На этих словах Семен Маркович гордо выпрямился и поджал губы:
—Это было бы очень приятно, я не сомневаюсь. А риэлтора нашего зовут Геннадием. Геннадий Тушин, если это Вам так кардинально важно. Всего хорошего, — Семен Маркович встал и обиженно вышел.
В коридоре он застал пьяного Кузьмича, который сидел почему-то на унитазе и почему-то лицом к входной двери и, среди икоты и хихиканья, клял свою судьбу. Джинсы Кузьмича, согласно кодексу его профессии, сползли, обнажив начало его мощного, как лоб мудреца, зада, а широкая спина под полосатым пуловером раскачивалась из стороны в сторону — Кузьмича штормило. Вышедшей в коридор из кухни Бусе, Семен Маркович пожелал всего доброго, прошептал трагическим голосом: “Я Вам искренне сочувствую,” и ушел.
Photo by Igor Tudoran on Unsplash
Добавить комментарий