Хороший Маклер 7

Глава Седьмая

Ночь была еще по-летнему жаркой, но уже с первой мыслью о надвигающейся осени. Как приходит осень? Она приходит по ночам и что-то шепчет летним ночам прохладным шепотом, манит забытыми ветрами, и они влюбляются в этот прохладный шепот, в эти романтические дожди и порывы ветра. И ночи отдаются осени, а за ними и дни.

В такую ночь Вольф Амадеусович лежал в постели и мечтал. И, впервые за многие годы, мечтал не о тех миллионах, которые он заработает, а о том, как пойдет по Одессе со своим внуком, как будет показывать ему этот свой такой любимый, такой возлюбленный город, и как внук будет видеть с каким уважением в этом самом лучшем из городов обращаются к его деду, как спешат пожать ему руку: “О, Вольф Амадеусович, рад Вас видеть! Так это Ваш внук? Какой красавец! Ну, у такого деда какие же еще внуки должны быть?” И с этими сладкими мыслями Вольф Амадеусович отдался объятиям Морфея, как одесская ночь за окном медленно и постепенно отдавалась осени.

На следующее утро Вольф Амадеусович позавтракал и отправился на Александровский проспект на маклерскую биржу, куда собирались все риэлторы города для обмена информацией, новостями и, в те периоды, когда на рынке недвижимости ничего не двигалось, совместных жалоб на судьбу, государство и экономику, короче говоря, на неподвластные человеку стихии. 

Занятый счастливыми мыслями об Ирочке, Вольф Амадеусович деликатно, но точно, как хирург, навел справки о трехкомнатных сталинках в центре. Ничего интересного не было, но неожиданно это перестало быть важным, потому что, наводя справки, Вольф Амадеусович заметил нечто, что потрясло его до глубины души и вывернуло её наизнанку. 

Он не смог бы это описать, не смог бы определить словами, с которыми у него, кроме всего прочего, были не очень удовлетворительные отношения, но он это почувствовал:  чуть медленнее поворачивались к нему лица, чуть небрежней протягивались руки. Отводились глаза, или это ему показалось. Много разговоров было о квартире на Чайковского, или это ему показалось. Лакомый кусочек, эта квартира, и возьмет ее Тушка даром, вернее, не он, Тушка ничего, Тушка мелкая сошка, он же работает на Кислярского, Аркадия Кислярского.

Вольф Амадеусович ушел с биржи и, не замечая ни эмалевой голубизны неба, ни золотисто-зеленых, словно прозрачных листьев каштанов над головой, вынул мобильник и набрал Мишу.

—Миша, привет, дорогой! Как мама? Ну, слава Б-гу. Слушай, можешь мне организовать встречу с одним человеком? Ну, шо значит… Кислярский…Да… “Золотое Дно”, так называется? Да, скромно… Да, агентство по недвижимости. Всё, спасибо! Передам. Ну, будь здоров, Мишуля.

* * *

Миша таки да организовал встречу и, как часто это у него случалось, сделал это на высшем уровне. Агентство недвижимости “Золотое Дно” находилось по адресу Ришельевская, 66, что между Большой и Малой Арнаутской, через арку во двор, слева под лестницей. На стене дома, выходящего на Ришельевскую, прямо возле подвала, в котором два раза был ресторан, красовался помпезный деревянный знак “Агентство Эксклюзивной Недвижимости “Золотое Дно”, во дворе налево”. В день, когда Вольф Амадеусович и Миша вступили на порог очень эксклюзивного, но местами обшарпанного агентства, там было не протолкнуться. Казалось, все агенты, их коллеги и клиенты были там. Все, кто только мог найти себе хоть какую-то причину, чтобы быть в офисе в этот день, в нем были, чтобы не пропустить это событие века: Вольф Амадеусович пришел к Аркадию Кислярскому говорить о делах. Говорят, попросил о встрече. 

“Вольф Амадеусович и попросил о встрече? Ну, ты еще скажи, умолял.Тебе б в Голливуд сценарии Шварцнегеру писать. Где Амадесыч, а где этот кусок Аркаши? Тоже мне, фантаст. Брат Стругацкий!”

Такие разговоры шептались в тот день в агентстве и толкучка была такая, что заместитель генерального директора Кислярского по фамилии Иванов, человек сутулый, интеллигентный и заикающийся, интеллигентно и возмущенно заикался:

— Та ш-ш-ш-шо это вы, ч-ч-ч-ч-честное слово! Как на в-в-в-в-вокзале!

С этими словами заместитель подчеркнуто дружелюбно поздоровался с Вольфом Амадеусовичем и с Мишей, и провел их в кабинет генерального директора с церемониалом, достойным Бэкингемского дворца. Без дворца, конечно.

Генеральный директор одесского агентства по недвижимости “Золотое Дно” Аркадий Кислярский ждал их в своем кабинете, девять квадратных метров, окно во двор, несимметричное, паркет старый, на опалубке, потолок четыре метра, лепка, в углу потек, автоматически, по старой риэлторской привычке отметил про себя Вольф Амадеусович.

Сам Аркадий восседал за роскошным столом с выпуклыми боками и ядовито-золотыми украшениями, которые даже в тусклом свете маленькой люстры, одинокой где-то высоко под потолком, горели ярко, как свеженачищенный колокол на борту корабля. Сам Аркадий тоже был с выпуклостями: округлые щеки, голубые глаза навыкате, губы бантиком, животик и круглая золотая печатка на правом мизинце. 

Рядом с Аркадием сидела женщина за гранью  преклонного возраста, и, судя по выражению лица, явно повернувшаяся к этому возрасту спиной. Вернее, это была не женщина, это была настоящая дама — подкрашенная, подтянутая, завитая и слегка взвинченная. При виде посетителей она аккуратно, как хрустальную вазу, склонила голову и улыбнулась улыбкой, холодной и безвкусной, как перемороженная рыба.

Округлый Аркадий даже не встал. Он лишь с показной благосклонностью склонил голову и указал ладонью на стулья, стоявшие перед его столом. В ответ на такое приветствие Миша на секунду укоризненно склонил голову на бок и надул губы. Они сели.

Аркадий занялся представлениями:

— Мама, познакомься, это Вольф Амадеусович, Миша ты знаешь.

— Вика, —торжественно сказала хрустально-замороженная дама.

— Аркадий, мы все взрослые люди, мало того, мы все занятые люди, поэтому я не буду тратить Ваше время и мое. Тем более время Вашей мамы, поэтому я скажу просто: что Вам от меня нужно?

Округлый Аркадий запыхтел смешком и принялся передвигать предметы на столе:

— Вольф Амадеусович, Вы меня смешите. Никому от Вас, извините за выражение, ничего не нужно.

— Аркадий, у Вас здесь, извините за выражение, “Золотое Дно”, а не Музкомедия, и Вы не Водяной и не Крупник.

— Между прочим, —веско сказала Вика, — Семен Самойлович как-то увидел моего Аркашечку на пляже и заявил громко так: “Какой артист!” Прямо так и сказал. Аркашечке тогда только годик был,ну, вы знаете, на пляже детки голенькие, и он своим писюнчиком туда-сюда…

Аркашечка поморщился, а Вольф Амадеусович пошел в наступление: тема голого директора агентства по недвижимости была чрезвычайно интересной, но тема ушедших квартир волновала его еще больше.

— Аркадий, давайте поговорим как нормальные люди. Ваш агент Тушка…Хм, Геннадий Тушин уже несколько раз вмешался в мой бизнес.

— Да кому нужен Ваш бизнес! — Директор агентства презрительно скривился.

— Аркадий, — вдруг резко сказала Вика. — Разговаривай вежливо с пожилыми!

На этот раз поморщился Вольф Амадеусович. Миша, который уже некоторое время выразительно поднимал брови, прикрыл нижнюю часть лица рукой и так и сидел, поблескивая золотой печаткой и изредка вздрагивая.

— Уверяю Вас, Вика, что душой и деловой хваткой я очень молод. Прямо таки юн, — отчеканил Вольф Амадеусович, хотел добавить еще и про тело, но вспомнил про голого Аркашечку на пляже и воздержался.

— Аркадий, давайте не будем терять время. Мой бизнес, в первую очередь, нужен мне и, очевидно, нужен Вам, иначе Геннадий бы…

— Геннадий кушает где хочет. Это что, Ваша Одесса? У Вас на эти квартиры и эксклюзива не было…

— На какие?

Директор “Золотого Дна” уставился на Вольфа Амадеусовича, побагровел, побелел и надулся. 

— Вы сами знаете какие! Давайте не делать друг из друга идиотов.

—Я, между прочим, с этого и начал…

— А я, между прочим, не люблю, когда моего Аркашеньку нервируют, — ледяным тоном вмешалась Вика и тут же повернулась к сыну: — Сынонька, не забудь, тебе еще позвонить насчет машины и выговор сделать Алисе за телефон. 

Миша окончательно спрятал лицо в руках.

— Аркадий, Вы акула, извините, что при маме.

—А вот акулы, между прочим, обеспечивают жизненный цикл коралловых рифов, чтоб Вы знали, Вольф Амадеусович. Но Вы этого не знаете, Вас это не интересует. Вас же только Ваши квартиры интересуют. И приходить к людям в офис и их оскорблять.

—Во-первых, я Вас не оскорблял, я Вас сравнил, это две большие разницы. Хотите, чтоб Вас сравнивали лучше, будьте человеком. Во-вторых, я Вам, наверное, сейчас Америку открою, но Одесса, это не коралловый риф. 

Вика демонстративно поджала губы.

—Аркадий, — резко начал Вольф Амадеусович. — Понимаете, дело даже не в том, что Одесса, хоть и небольшая, но её хватит на всех. Она как мама, понимаете? —Его голос внезапно стал мягким, почти нежным, как будто он говорил с маленьким ребенком. Эта перемена была настолько разительна, что Миша Гас отнял руки от лица и внимательно посмотрел на Вольфа Амадеусовича. — Вот мамы, они же маленькие бывают, — продолжал тот,—посмотрите на Вашу, какая она изящная. А её на всё хватает. Так и Одесса. Места хватит всем. Но дело не в этом. Понимаете, это такой город, здесь бизнес нужно делать только по-человечески. Иначе город не примет. Может, на время. Но только на время. Тут люди такие. Нельзя некрасиво. У каждого города свое, есть города шумные, тихие, красивые, никакие, разные, большие, маленькие. В Норильске нельзя прожить без шубы. В Америке без машины. А здесь, в Одессе, нельзя жить некрасиво, не по-людски. Нельзя. 

— Ой, не могу, мне так смешно, когда такие, как Вы, приходят и рассказывают как мне жить в Одессе. Не примет! Да примет она всё, поверьте. Нет, мне нравится, он знает шо Одесса примет, а шо нет. Тоже мне, специалист! Одесса мама! Еще бы слезу пустил! По-человечески! Да тут понтанись, деньгами посыпь и город твой! Вам ли не знать, Вы ж у стометровки живете. А, мам?

Вика посмотрела на сына. Еврейская мама может смотреть на своего ребенка, как человек может смотреть на огонь в ночи, на море на закате, на дождь за окном; ребенок для нее стихия, безбрежная и прекрасная, внушающая чувство восторга и бессилия одновременно. Но в этот раз Вика смотрела на сына не так: она смотрела на него странным  взором: прозрачным, твердым, тяжелым и хрупким одновременно.

Но Вольф Амадеусович этого не видел: они с Мишей уже выходили из кабинета.

Image parолег реутов de Pixabay