В этой тьме, если долго упрашивать, бабушка Поля время от времени зажигала одни и те же три звезды: её отец Мойше был парикмахером; когда пришли немцы, её забрали в гестапо; и она очень красиво пела.

Моня стоял в калитке в старых разбитых туфлях, в семейных трусах яркой и сложной расцветки -- на них, этих трусах , как на гобелене из Байё, всегда много чего происходило: зайчики гоняли в мяч, плыли кораблики, бежали облака, росли цветочки и летали воздушные шарики, --стоял с домашней цигарочкой в зубах.

Весенняя ночь приходит поздно, она гулёна, весеняя ночь, никак не хочет ложиться в моём доме, как и мои дети. Я беру бокал вина и подхожу к окну . Вот ночной парк, вот свет уличных фонарей, вот свет луны и чьих-то окон. Возможно, даже наших. Вот машут во сне ветвями старые каштаны.

Я смотрю на торт. У него тоже вид фаталиста. 

Оно того стоило. Тысячу раз стоило. Каждый шанс, который я упустила, каждая песня, которую не спела, каждая сцена, на которую не вышла. Тысячу раз оно того стоило: одним летним днем петь "А идише маме" вместе с маленькими детками, соратниками по старшей группе детского сада моей старшей дочери. Учительница, готовясь к празднику, посвященному мамам, попросила меня... Читать далее →

Вот интересно, почему всегда тебя просят быть человеком именно тогда, когда тебе предлагают то, от чего любой нормальный человек отказался бы.

Если бы я должна была описать случившееся одной фразой, я бы сказала: “Беляночка любит единорогов, а соседям девяносто с хвостиком.” Но на самом деле все  гораздо сложнее.

Я открываю рот, что категорически нет, ты же видишь, который час, но в этот момент мой внутренний голос решил, что это самый подходящий момент, чтобы бросить шапку оземь: "А-а, черт с ним!”

Утром я пошла к Гаяне. Утро холодное и мокрое, а Гаяне - пожилая армянка, способная любить весь мир, которая держит мастерскую по ремонту одежды на рю д’Отой. Зимой там натоплено жарко и лампа под потолком заливает жёлто и ярко светом пространство, битком набитое одеждой, которую нужно чинить, и тротуар за стеклом тоже залит этим светом,... Читать далее →

Утром мы с младшей ведём старшую в садик. Из булочной на углу вырывается облако соблазнительнейшего аромата свежеиспеченого хлеба. Дворники сметают опавшие листья с тротуаров. Парижане спешат, кутаются в шарфы, покупают хлеб, газеты, обходят дворников и собачьи автографы и опять спешат. Мы тоже спешим, но не очень. Мы спешим doucement, как говорят здесь, "нежно".