Да, есть у нас такое семейное хобби : мы любим притворяться, что мы - совершенно нормальная семья, которая способна практически вовремя и без особых душевных травм выбраться в гости к тем отчаянным безумцам, которые её пригласят.

Я встаю и выхожу из кухни. В прихожей на комоде лежит листок, приглашение на семинар “Как вырастить успешного ребенка”. Из окон льётся холодный парижский свет, свет, по которому вот уже столетия сходят с ума художники и поэты, свет в котором можно любить, зная, что любви придёт конец, и расставаться, зная, что за расставанием будет начало.

Я смотрю на Венеру и чувствую себя единственным в мире человеком, который знает, что любовь, удача и смерть глупы, слепы и всеядны.

Одеть женщину, это всегда немного драмы. Одеть женщину, недовольную собой, это мука мученическая. Даже если женщине всего четыре года.

“Я буду держаться за тебя, - говорит неожиданно дочь. - Я буду держать тебя за Шанель,” уточняет она и берет меня за кончики ногтей.

Утром мы с младшей ведём старшую в садик. Из булочной на углу вырывается облако соблазнительнейшего аромата свежеиспеченого хлеба. Дворники сметают опавшие листья с тротуаров. Парижане спешат, кутаются в шарфы, покупают хлеб, газеты, обходят дворников и собачьи автографы и опять спешат. Мы тоже спешим, но не очень. Мы спешим doucement, как говорят здесь, "нежно".

Надо сказать, что я человек серьёзный. Я не люблю валять дурака. Своего дурака я люблю вывалять до неузнаваемости.

Надо сказать, что я практически никогда не совершаю родительские ошибки, я не размениваюсь по мелочам, - я сразу совершаю родительские катастрофы. Один раз, желая показать дочери уличных танцоров, я случайно остановилась прямо над погибшим в автокатастрофе голубем.

-И пойдет снег? -Это то, что все будут думать. Но я тебе скажу: нет, еще нет.

Есть такое замечательное французское слово "douceur". Судя по словарю, оно переводится как "сладость, мягкость, нежность, доброта, ласковость" и даже "беззлобие". О чем молчит словарь, это то, что "douceur"- это, прежде всего, парижское солнце в сентябре во второй половине дня. Мягкостью, нежностью и кротостью залиты террасы кафе, на доброту и ласковость жмурится официант, ставя бокал с золотистым вином на шаткий столик, беззлобием согреты стены Оссмановских домов, сладостью пронизаны листья старых каштанов.