Глава Шестая
— До свидания, Вольф Армандович, Елизавета Петровна! — уставшая Лилия Рафаиловна всё же широко улыбалась пухлыми губами и, не успели риэлторы спуститься на два пролета, повернулась к мужу и прищурила глаза: — А что это ты там говорил про короткие отношения, а? Умник! Ты у меня сейчас такие отношения получишь, я тебе щас всё коротким сделаю!
А внизу, в переулке Чайковского Вольф Амадеусович аккуратно доставал из одного кармана “Ролекс”, из другого цепь и, впервые за такое занятое утро хмурился, сдвинув брови и выпятив губу. Идти на Александровский на биржу было бесполезно, сейчас там никого, все по показам бегают, и человек, которого ему было просто необходимо увидеть, точно уж не там. Тоже бегает. Прячется.
После того памятного разговора с Мишей Гасом Вольф Амадеусович провел немало бессонных ночей и не меньше чашек кофе выпил в состоянии тихой ярости, после чего пришел к выводу: с Тушкой надо поговорить. Впрочем, тут нечего было и думать: бывший саблист и КМС, о чем трудно было догадаться теперь, судя по его отяжелевшей фигуре, Вольф Амадеусович предпочитал встречаться лицом к лицу со своими недоброжелателями. Но Тушка был неуловим. Не желая подать виду, что он его ищет, Вольф Амадеусович, тем не менее, навел справки и пытался быть там, где обычно бывал горе-риэлтор, но безуспешно: Тушка, который, казалось, вот только что пил здесь кофе, точил лясы, подписывал доверенность, при появлении Вольфа Амадеусовича исчезал, как по утрам исчезают приснившиеся ночью миллионы.
Вольф Амадеусович вздохнул так горько при мысли об исчезнувших миллионах, что Елизавета Петровна забеспокоилась:
— Ну, что Вы , Вольф Амадеусович, не переживайте Вы так. Вы их так утюжили там, наверху, они уже на пятерочку спустились. Вы же себя знаете, с Вами, как ни с кем. Они с Вами еще на пару спустятся, а там уже и предлагать можно.
— Да,да, — рассеянно ответил Вольф Амадеусович, поправил цепь, взял под локоть Елизавету Петровну и пошел в сторону Екатерининской, напевая “Я тебя достану, я тебя умчу,” с таким чувством и жестоким отсутствием слуха, что Елизавета Петровна, при всём её уважении к Вольфу Амадеусовичу и равнодушии к музыке, невольно поёжилась.
Хотя, возможно, это был легкий бриз, догнавший их с моря, освежающий там, пробирающий здесь, среди каштанов. У Вольфа Амадеусовича зазвонил мобильник .
— Да…Хорошо, буду. Всё в порядке? А малая? Ну, всё, целую, Бусинка. — Вольф Амадеусович положил телефон в карман и посмотрел на Елизавету Андреевну: — Так, что у нас там еще?
— Эти с квартиры на Преображенской хотели с поговорить. Жаловаться, наверное, будут. Мы с ними в “Буффало” встречаемся.
— Ну, что жаловаться? Я что, похож на центральную прачечную? Надо с клиентами работать, а не жаловаться. Идемте.
По дороге в “Буффало” им встретилась Диана Герасимовна, которая против обыкновения, не кивнула и пошла дальше, а остановилась и поздоровалась. Диана Герасимовна относилась к Вольфу Амадеусовичу как к необходимому злу: он заботился о Бусе, поэтому необходимому, и трепал Бусе нервы, поэтому злу. Встречаясь с ним в городе, он кивала ему с такой холодностью, от которой Дерибасовская покрывалась изморозью даже в июльскую жару, и с таким достоинством, что Вольфу Амадеусовичу всё равно становилось приятно.
В этот раз она поздоровалась, покосилась на Елизавету Петровну и попросила Вольфа Амадеусовича перемолвиться с ней наедине. Вольф Амадеусович по привычке галантно взял собеседницу под локоть и отошел с ней в сторону, нахмурился, огляделся и устремил на собеседницу пристальный взгляд.
— Вольф Амадеусович, я считаю необходимым Вас предупредить. Я вчера делала расклад и у Вас выходят значительные финансовые потери, неурядицы с казенным домом.
— Какой расклад?— Не понял Вольф Амадеусович.
— Карты, какой, — не поняла Диана Герасимовна.
Возникла пауза, в течение которой Вольф Амадеусович рассматривал с недоверием собеседницу, пытаясь выяснить шутит она или всерьез.
— Я для Вашей Буси делала расклад, она попросила не беспокоить Вас, но я сегодня делала астрологический анализ…
— Какой анализ?
— Астрологический, Вольф Амадеусович. Я веду астрологическую колонку в “Курортном Справочнике” и у Тельцов при ретроградном Меркурии финансовые перспективы просто катастрофические.
— Искренне сожалею, — медленно произнес Вольф Амадеусович и посмотрел на Диану Герасимовну не просто с деловым интересом, а даже с новым уважением: финансовые трудности у Тельцов могли означать, что им придется продать квартиру и можно будет торговаться. Однако, Диана Герасимовна была, оказывается, не просто литературовед, но и очень умная женщина. — Вы знакомы с ними? Квартиру видели?
Теперь настала очередь Дианы Герасимовны держать паузу. Она слегка отодвинулась от Вольфа Амадеусовича.
— Какую квартиру?
—Тельцов этих!
— Вольф Амадеусович. Телец, это Вы!
— Я — телец?! Вы что, плохой коньяк пьёте?
—Да, как Вы!.. Я вообще не пью. Я к Вам от чистого сердца, с предложением помощи с позиции эзотерики…
— Да не нужны мне Ваши истерики! Ещё и с финансовыми потерями в казенном доме! Где Вы такие карты берете! — В сердцах, Вольф Амадеумович бросил локоть литературоведа с такой поспешностью, как будто финансовые потери, о которых она вещала, передавались кожным путем.
А через пару часов он устроил Бусе великолепный скандал — и за эзотерику, и за Тельцов: “За кого его вообще принимают? Хорошо, что Телец, а если бы корова? Козел там какой-то? Да кто это вообще придумал?”, и за финансовые потери: зачем нужно было приносить эти карты в дом? Может, эти карты навели на него эту порчу, что три квартиры ушли.
— Ты веришь в порчу?—Возмущалась Буся.
— Нет, ты хочешь, чтоб я верил в твоих драконов, лошадей , тельцов и дев? Лучше я в порчу буду верить!
— Бабские сказки, Воля! Ты же интеллигентный человек.
— Я не интеллигентный, — орал Вольф Амадеусович, — я хочу заработать на кусок хлеба! А интеллигентные люди шастают по чужим домам и разносят финансовые потери в казенных домах!
На этих словах Буся села и заплакала от обиды, не на слова мужа, а на то, что вечно так: Ирочка ведь беременная, Буся сегодня узнала, поэтому и звонила Вольфу Амадеусовичу, думала, придет, они порадуются, выпьют шампанского, позвонят детям, будут говорить, гадать, тихо радоваться, и в любой другой семье так бы и было, но только не у них. У них она даже сказать об этом не может, кто ж такую новость сообщает при таком скандале? Хорошо, что не при ребенке хоть, ей в её положении это совсем не нужно. Нужно будет, кстати, сходить, купить что-нибудь очень, очень красивое, пусть смотрит, пока беременная, чтоб красивый ребенок родился. Хотя какой еще ребенок может родиться у Ирочки? Ну, Миша её не красавец, чтобы она ни говорила. Таких высоких черноволосых голубоглазых и широкоплечих в Аркадии по пять копеек тазик. Главное, чтоб не нервировал её так как Воля ей нервы треплет, чтоб он был здоров!
Поздно, уже заполночь, так и случилось: Буся в ночнушке, большой и легкой, как паруса детских грёз, вынула из холодильника бутылку шампанского и Вольф Амадеусович стал неловко вытаскивать пробку, чертыхаясь и посмеиваясь. Он будет дедушкой! Вот же ж, дожил. Добегался по своей Одессе. Они пили не успевшее остыть шампанское и хихикали, точно так же, как много лет назад, на первом свидании, когда они ели успевшее растаять мороженое и тоже хихикали. Только тогда молодой Вольф рассказывал юной Изабелле о похождениях своего дяди, фотогеничного любителя женщин и рыбалки, а теперь они вспоминали как Буся рожала Ирочку, как её принесли домой; говорили о знакомых врачах, о родильных домах и, конечно же, квартирах. Вольф Амадеусович был строгим родителем, поэтому на свадьбу Ирочке и Мише подарили двухкомнатную сталинку: хотят трехкомнатную, пусть Миша заработает. Теперь он корил себя за бессмысленную жестокость и мысленно перебирал варианты в голове: как назло, ни одной приличной сталинки на продажу, как сговорились. То окна во двор, то подъезд воняет, то соседи страшные люди. Звонить кому-то сейчас было поздно и Вольф Амадеусович решил завтра с утра пойти на биржу, узнать, может, у кого что есть. Деликатно так, никому ничего не скажет, конечно.
—Какой срок, говоришь, Бусинка?
— Ой, четыре недели только, — расплылась в мечтательной и робкой улыбке жена.
— А надо сколько?
— Ну, акушерки считают сорок недель обычно.
— Еще тридцать шесть.
Буся постучала тихонько по столешнице. Вольф Амадеусович без слов постучал за ней.
Photo by Josh Rangel on Unsplash
Добавить комментарий