И однажды, ноябрьскими сумерками на берегу реки с чужеземным названием, вдруг произойдёт странная вещь: ты будешь точно помнить как ты любила всех этих людей, но неожиданно поймешь, что не можешь с точностью вспомнить как они любили тебя. Тебе это покажется странным, и ты пойдешь вдоль реки, вслед за серыми и холодными, как сталь волнами, и не сразу поймешь, что это не странно, это страшно – страшно задавать себе вопрос, любили ли тебя.

Воскресный вечер, пригород Парижа; над калитками свисает лиловыми гроздьями глициния, блестит от недавнего дождя асфальт дороги, на углу ветер треплет серебристые ветви платана. В протестантской церкви концерт еврейского хора.

      В солнечный июньский день широкие аллеи парка Чкалова прохладны и тенисты. Ветви старинных деревьев сходятся высоким шатром, его темно-прохладно зелёная ткань то и дело превращается в кружево листьев, так подсвеченных солнцем, что они становятся зелено-золотыми. И сквозь это зеленое золото светит по идее голубое небо, только оно не голубое, а удивительно солнечное.... Читать далее →

      В детстве мы с сестрой часто и подолгу болели. Неделями мы лежали в кроватях, пока мама с озабоченной складкой на высоком лбу делала нам компрессы на уши, ставила горчичники и банки; она поила нас таблетками и порошками, а мы держали "головку вот так", терпели "всего полчаса" или "это на всю ночь", глотали,... Читать далее →